Все более и более тяжелые состояния опьянения начинают вызывать временную потерю памяти. Протрезвившись, человек понимает, что поступил неправильно, что выпил слишком много, дает себе слово больше так не делать. Ему вспоминаются какие-то обрывки не то событий, не то сновидений: то ли было это, то ли приснилось — ничего толком понять нельзя. Пока еще сохранились остатки стыда. Но чтобы не испытывать неловкости, «надо выпить». Алкоголь теперь необходим ему для успокоения, для сна, необходим и нзчером, и ночью. Вставать будет с головной болью, с отвратительным самочувствием, поправить которое можно только новой порцией водки.
Некоторое время, правда, еще удается поддерживать свой авторитет на работе, скрывая от сослуживцев пристрастие к алкоголю. Однако рано или поздно подобная «слабость» становится уже известной всем.
Нельзя забыть молодого человека лет тридцати, который торговал в большом магазине за отдельным прилавком. Парень то и дело исчезал с глаз. Я узнал в нем одного из своих подопечных. Продавец смутился и, в свою очередь узнав меня, откровенно рассказал, зачем и кому он «кланяется» под прилавком, показав недопитую бутылку красного вина.
Из таких несчастных состоят те группы молодых и старых, красивых еще или уже обезображенных алкоголем людей, которые рано утром, за час-два до открытия толпятся возле магазинов, надеясь, что какой-либо прощалыга или пропившийся подлец, устроившийся туда на работу, вынесет им за двойную или тройную цену «стаканчик». Присмотритесь к ним внимательнее. У них тревожные лица, неуверенные движения, дрожащие руки. Они оглядываются по сторонам. Им кажется, что их ждет опасность, что за ними следят. Те, у кого не хватает денег «на заправку», чувствуют себя хуже всех: отчаяние сменяется надеждами, что собутыльники могут угостить. Никто не угощает, хотя они заискивающе здороваются с «коллегами» и всем своим видом показывают, как им тяжело. А уйти от этого срама и унижения нет сил.
