Институты создают, методику разрабатывают, составляют планы. Чтоб наверняка. Цель: недееспособной армию сделать, безвольным народ, страну беззащитной, отсталой. Тогда... протягивай руку, захватывай. Все — твое.
Первое и главное — семью надо развалить. Где человек вырастает, на ноги становится. Основное направление — доступность отравы: водки, наркотиков, сигарет. Магазинчики красивые воздвиглись. Подходи, плати, покупай. Препонов — никаких. Доступно в любое время дня и ночи. В государственном масштабе продумано. На вооружении — идеологическое кредо: права человека, свобода поступков, раскованность личности и т. д. и т. п. Это — сверху. А как снизу, где все начинается? Как в семье?
Семья ведь тоже — крохотное государство. К нему от центра приводных ремней много. Расстегнем один из них. Сначала глава семьи пил для аппетита. Втянулся. Хроником сделался, хитрым и жестоким — нужны были деньги, податливость окружающих его людей. На улице не валялся. На машине ездил. Кем-то там руководил. Слыл трезвенником. В сборищах не участвовал — спешил домой. Принимал на грудь поллитра. А не оказывалось дома спиртного — посылал жену купить. В противном случае — у хозяина сдвигались глаза, напрягались нервы, оголялись кулаки. Сопротивление упреждал, разговаривал металлическим голосом, уступок не делал. Все шло к разводу.
Постоянно доказывал: мать — неумеха, любит по-настоящему ребенка только отец. Доченька сидит, слушает, сечет. Какими словами он поливает маму! Гужевал у родственников, уходил с дочерью, без матери. Она оставалась на пороге в слезах. Ее сметали и вырывались на свободу.
Детство ребенка — это звон посуды, застольный полубредовый гам подвыпивших развязных людей, и... бутылки, бутылки, бутылки... Все деньги уходили на оргии. Мать старалась скрыть свое горе, «электрические разряды» замыкала на себе. Ее мечты о материнском счастье, как журавли, уносились высоко в небо. Наяву оставались ухабы и пропасти.
Выросла дочь, в институт поступила. Закончила. Получила диплом. Высокосортные папиросы появились. Первый алкогольный год пришел к ней в семнадцать лет. По природному зову. «День моряка», «День рыбака»... и все другие установленные несметные юбилеи и праздники проходили с грохотом и блеском. Дочь готовилась к ним, как к важному событию жизни. Питаться стала отдельно, спички, мыло... от матери прятала-экономика. Или: мазнет помадой по губам, бухнет дверью. Куда уходит? Когда вернется? Бесстрашно шествовала по темным улицам и переулкам. А приходил «папуленька» в гости — закрывались в комнате, выставляли на стол бутылочку и стаканчики. Организм у дочери такого напряжения не выносил. Лицо ее опухало, глаза превращались в щепочки. «Пройдет»,— утверждала она. Проходило. Потом появлялось снова. «Она же взрослая,— констатировал отец,— пусть живет, как хочет». И она поступала, как хотела. Забросила пианино, книги... Не читала газет, не слушала радио. Придет, опохмелится и стихнет. Кимарит. И все при закрытых дверях.
Мать надеялась свое чадо образумить - требовала, просила, советовала, умоляла не помогало. Отец же не останавливался ни перед чем, о будущем дочери не думал, заискивал, льстил, учил действовать по принципу: бей грязью в лицо, будет отмываться — бей еще, чтоб опомниться не успевала. Пусть не обвиняет, пусть оправдывается. Он мстил за развод, за одиночество, за то, что не согнул жену. Дочь достойно продолжала дело отца, постоянно отыскивала для матери гнусные оскорбления и козни. Однажды двинула кулаком в висок. Пошла носом кровь. Брызнула на стенку. Это спасло от гибели. Три беды у человека: смерть, старость и дурные дети — так свидетельствует народная мудрость.
Бегут деньки, щелкают месяцы. Тридцать лет исполнилось чаду, сорок, уже под пятьдесят... Подруги меняются — не выдерживают алкогольного марафона. Кавалеров нет. Заскочит кто-нибудь поесть-попить и... поминай, как звали.
Жизнь материнская — беспрерывное мучительное ожидание и надежда. Скорее бы повернулся ключ в двери, и появилась дочь, жива, невредима. Скорее бы что-то изменилось в ее личной жизни. Бутылочные киоски позакрылись бы, торжества поумерились, что - то полезное узаконилось по государственной линии. Люди гибнут. Распадаются семьи. Падение нравов происходит. Все молчат, будто трагедии не существует.
Лицемерие и ложь гуляет по нашей стране. Семейный разгром завершает свой девятый вал. Что приносит беды, позор нравственного предательства и измены. Приводит к отчаянию матерей — их стенания никто не слышит.
Минуты и дни, недели и годы идут и идут. Но, ничего-то не меняется к лучшему. Когда же вырастет новая генерация добросовестных людей, мужей государственных, ответственных за общество, за детей, за семью?
